Глава пятая

В течение каникул, связанных с празднованием Пасхи, я решил предпринять путешествие. На протяжении психоделического периода моей жизни моя маленькая группа и я совершали вылазки в пустыню или в горы, чтобы «попутешествовать». Природа была лучшим местом для духовного единения. Теперь, свободный от наркотической зависимости, я хотел испытать мой новый метод получения кайфа: три дня интенсивно практиковать Кундалини йогу в пустыне и провести сравнение.

Я идеализировал аскетичного йога. Я думал, что отречься от мира и усесться в блаженной медитации на какой-нибудь отдалённой горной вершине будет довольно классно. Я часто сбегал в глушь, чтобы попеть, походить пешком или же просто побыть наедине с природой. Жизнь Миларепы, аскетичного йога Тибета, была моим вдохновением. Я действительно считал, что оставить мир будет лучшим способом достичь поистине духовной жизни. Доусон сделал всё возможное, чтобы разубедить меня в этом.

Йогиджи говорит: «Практикующему Кундалини йогу следует быть главой семьи, воспитывать детей и выполнять обязательства, присущие духовному обществу».

Мне было восемнадцать лет, и мысль о том, что когда-нибудь я буду растить детей, казалась примерно столь же реалистичной, как и то, что я полечу на Луну.

Йогиджи также говорит: «Кундалини йога предназначена для домовладельца, который хочет быть святым и солдатом, одновременно процветающим и успешным».

Меня затрагивала роль святого. Остальное было выше моего понимания. Я думал, что мало кто в этом мире хотел бы быть солдатом. Я выступал против войны во Вьетнаме, против меня применяли слезоточивый газ, а ещё я искусно уклонялся от призыва на военную службу. К тому же у меня были серьёзные заскоки по поводу денег. В моём представлении богатые люди были жадными, меркантильными ничтожествами. Боже, неужели когда-то я мог быть замешан в нечто подобное?

Несмотря на попытки Доусона вернуть меня на землю, я был полон решимости уйти в горы и медитировать. Энди уехал на каникулы, поэтому я решил сделать это в одиночку. Я попросил мою маму подвезти меня к началу дороги, чтобы не бросать свою машину на три дня. Я упаковал спальный мешок, коврик для занятий йогой, покрывало для медитации, шесть футов сухого маша и риса, кухонную утварь, котелок и большую флягу с водой.

– Тебе не нужна палатка или что-то вроде того? – спросила моя мама.
– Дождя не будет, – ответил я.
– Ты уверен, что у тебя достаточно воды?
– Воды достаточно. Не беспокойся обо мне, мам. Со мной всё будет в порядке. Просто будь здесь через три дня.

Я сократил путь на горный хребет по направлению к вершинам в отдалении. За пару часов я осушил флягу с водой. Чуть позже я увидел русло маленького ручья внизу в каньоне. Я знал, что на вершине воды не будет, поэтому спустился, чтобы набрать воды. Дно каньона было мокрым, но ручья не было. Я был на вершине высохшего водопада. Поверхность скалы была гладкой от потока воды, появлявшегося в периоды разливов. На уровне пятидесяти футов ниже, у основания высохшего водопада, русло ручья приобретало очертания скользящей воды. Стены каньона, окружавшие водопад, были очень крутыми. Было бы безопаснее подняться обратно, обогнуть поверху опасную часть и вернуться вниз, ниже водопада, где были менее крутые уступы. Вместо этого, я осторожно двигался вниз по гладкой скале, чтобы увидеть, есть ли путь, по которому я могу спуститься.

Скала стала круче, и вскоре я потерял контроль над ситуацией: начал скользить, сначала очень медленно, но вскоре уже не знал, как остановиться. «Ладно, Бог, – думал я. – Что ты делаешь?»

Скала становилась всё круче, и я двигался быстрее. Ручей был всё ещё внизу, и угол моего скольжения предполагал лишь единственный финал. Вскоре я уже летел. «Неужели это конец?», – думал я. Я не боялся умереть. Меня пронзила острая боль вины от того, что моя мама сойдёт с ума, когда я не приду к ней в назначенное время.

«Наслаждайся путешествием», – последовал ответ.
Я расслабился. Последние пятнадцать футов (~4,5 метра) я пролетел в свободном падении и сильно ударился, приземлившись на небольшой островок мягкой грязи и песка. Рюкзак смягчил падение. К сожалению, моя левая нога приземлилась на скале. Я посмотрел на обрыв и был поражён. Я не только выжил в опасном падении, но и остался относительно невредимым.

«Боже, благодарю Тебя. Это и в самом деле было путешествие». Нога была травмирована, но не сломана. Предполагаю, что пяточная кость была повреждена. Я не смог идти дальше и разбил лагерь. У меня была вода, каньон был великолепным, поблизости был валун, на котором можно было сидеть, медитировать и заниматься йогой. Я прикинул, что по истечении трёх дней я буду способен сдвинуться с места.

Я медитировал, пел, интенсивно практиковал йогу и пранаяму. Я пил много воды, по вечерам разводил костёр и варил в котёлке маш и рис. Я хотел выяснить, могу ли я активизировать духовные переживания своих предыдущих химически усовершенствованных путешествий, используя только йогу… Я провёл много времени, созерцая ручей.

Когда я шёл, хромая вниз по каньону, чтобы встретиться с мамой, пришло осознание того, что йога не относится к числу быстрых практик. Достижение какого бы то ни было состояния расширенного духовного сознания требовало времени. Возможно потребуются годы, возможно не одна жизнь. Это тяжёлая работа, на протяжении пути возможны падения и тяжёлые удары, возможно даже какие-то опасные падения, но если я продолжу практику, имея веру, то в конце концов я достигну своей цели, и это будет в самом деле путешествием.

Это понимание стало существенным изменением в моём подходе к духовности. Раньше я получал от занятий йогой быстрое удовлетворение, теперь же я стал рассматривать своё духовное развитие как долгосрочный процесс. Оно требовало обязательства. Если бы я продолжил, оно бы в конечном счёте охватило каждый аспект моей жизни. Возможно, если бы я позволил, оно бы даже распространилось на моё представление о том, кем я являюсь.

Пока я ждал маму, я воздавал молитву благодарности. Прошли наполненные событиями три дня. Я был благодарен, что я жив. Я был благодарен за маленькие озарения, касавшиеся того, кто я есть и что я должен делать. Я был благодарен за духовную практику, которая предлагала возможность истинного духовного развития.

Вскоре занятия по Кундалини йоге переместились в местный парк, поскольку весенняя погода согрела сухой воздух пустыни. Классы привлекали всё большие и большие группы. Иногда на занятие приходило до пятидесяти человек. Доусон и Карен уехали домой в Санта-Фе, пригласив всех нас приезжать и жить с ними в их ашраме – учебном центре для подготовки учителей в горах за пределами города. Я сразу захотел туда поехать, но должен был ждать окончания своих университетских занятий в мае.

У меня были замечания, касающиеся Патрика, принявшего на себя обязанности по организации классов. Он был замкнутым, погружённым в себя, и не обладал большим знанием йоги, которое было у Доусона. Имело значение не то, что я чувствовал, а то, что я не мог поговорить с ним также непринуждённо, как с Доусоном. Определяющим фактором было то, что он не был Доусоном. Но как только Патрик пропевал Онг Намо Гуру Дев Намо, личности приходил конец. Его голос неуловимо менялся, приобретал больше влияния, и проходил прекрасный класс. Я никогда потом не думал об этом. Он был учителем. Это заставило меня оценить то, что быть учителем означало просто открыться потоку и стать каналом. Это не имело ничего общего с личностью.

Перейти к главе 6